Арсений Брыкин
Член научного совета при Совете безопасности России, профессор Финансового университета при Правительстве РФ
Арсений Брыкин: «Стратегия до 2030 года – поворотный момент в развитии российской электроники»
17 января 2020 года распоряжением правительства РФ № 20-р утверждена «Стратегия развития электронной промышленности до 2030 года». Согласно документу, через десять лет доля электронной продукции российского производства в общем объеме внутреннего рынка электроники достигнет 59,1%. О том, какими будут определения базовых понятий – «российский производитель» и «российская продукция» – журналу RUБЕЖ рассказал Арсений Брыкин, член научного совета при Совете безопасности России, профессор Финансового университета при Правительстве РФ, заместитель генерального директора по технологическому развитию АО «ГЗ «Пульсар» (ГК «Ростех).
Беседовал: Станислав Тарасов
RUБЕЖ: Арсений Валерьевич, в 2020 году политике импортозамещения исполнилось пять лет. Как вы оцениваете ее достижения, это был успешный период?
Арсений Брыкин: И да, и нет. Для предприятий оборонно-промышленного комплекса (ОПК) сверстаны конкретные и своевременные программы. Их мероприятия обезопасили производственно-технологические цепочки ОПК от кооперации с предприятиями стран НАТО.
В то же время сохранились явно слабые позиции российских производителей в сегментах промышленной и профессиональной электроники, в том числе в отрасли систем безопасности, а также инфраструктурных решений для «Умного города». Для импортозамещения в этих сегментах крайне необходимы действенные меры поддержки и преференции для отечественных производителей.
RUБЕЖ: О преференциях и мерах поддержки какого рода идет речь?
А. Брыкин: Конечно, это могут быть меры прямого финансового стимулирования, когда предприятие получает деньги на собственные разработки или развитие производства. Но, на мой взгляд, гораздо более эффективны нефинансовые методы, связанные с расширением доступа российских производителей на внутренний рынок. Если государство обеспечит спрос на российскую электронику, экономическая жизнь предприятий «забурлит», они сами найдут ресурсы на разработки и модернизацию. Нужны изменения в нормативно-правовом поле – прежде всего в законодательстве о закупках и регулировании реализации национальных проектов.
RUБЕЖ: Проще говоря, госзаказчиков необходимо обязать закупать российское оборудование? Но ведь преференции отечественных производителей в закупках уже существуют…
А. Брыкин: Некоторые преференции прописаны, но система пока не работает. Мы четко видим это на примере радиоэлектронного комплекса ГК «Ростех» (РЭК ГК «Ростех»), который включает в себя более 300 предприятий в 36 регионах страны. Комплекс «зеркально» отражает состояние дел в высокотехнологичных отраслях промышленности.
По данным единой информационной системы в сфере закупок, в 2019 году по компетенциям радиоэлектроника, оптоэлектроника и медицинское оборудование в России государственными заказчиками было отыграно более 300 тыс. конкурсных процедур объемом свыше 850 млрд рублей. Исходя из имеющихся ресурсов и возможностей предприятия РЭК ГК «Ростех» планировали принять участие в 600 конкурсах на сумму более 100 млрд рублей, в том числе в рамках национального проекта «Цифровая экономика». Из них выиграно 242 конкурса на сумму 44,8 млрд рублей, проиграна 191 конкурсная процедура на сумму 35,6 млрд рублей. От участия в остальных конкурсах пришлось отказаться.
RUБЕЖ: В чем основные причины проигрыша в закупках?
А. Брыкин: Многие иностранные производители демпингуют. Порой при выводе продуктов на российский рынок китайские компании готовы продавать оборудование даже себе в убыток, потому что правительство Китая компенсирует им потери. В этом нет ничего хорошего для российской стороны. Аргумент, что закупка иностранной продукции экономит бюджетные средства, при комплексном государственном подходе рассыпается на глазах. В рамках такой закупки налоговые поступления в российский бюджет, как правило, не превышают 1-2% от суммы контракта. В то время как при закупке российского товара даже более высокая цена нивелируется тем, что в стране создаются рабочие места, формируется налогооблагаемая база. Чем больше локализация производства внутри страны, тем больше этот мультипликативный эффект. При сопоставимой рентабельности российский производитель товара оплачивает в бюджет страны в 6-7 раз больше налогов, чем иностранный.
Нередки случаи, когда участие российских производителей и вовсе ограничено. Например, заказчики целенаправленно могут указать технические характеристики объектов закупок иностранного производства. В единичных случаях заказчики в конкурсной документации указывают требования к отечественному происхождению объекта закупки «де-юре», «де-факто» давая беспрепятственный доступ к рынку иностранным товарам.
RUБЕЖ: В январе 2020 года правительство России утвердило «Стратегию развития электронной промышленности Российской Федерации на период до 2030 года». Изменит ли документ сложившуюся на рынке диспозицию?
А. Брыкин: Стратегия – верхнеуровневый документ, она достаточно четко определяет цели и показатели, которых должна достичь российская радиоэлектронная промышленность к 2030 году. В некоторых случаях пунктиром она намечает, какие программы и иные целевые методы предстоит использовать. В некоторых – нет. Но профессионалам алгоритм достижения целей понятен. Например, ясно, что строительство в России фабрик для изготовления микросхем по топологическим нормам 28 нанометров без участия федерального бюджета невозможно в принципе. В свою очередь изменить диспозицию должны акты уровнем ниже.
RUБЕЖ: Чтобы детализировать стратегию потребуется переработать или разработать корпус документов, какое ведомство должно этим заняться?
А. Брыкин: Радиоэлектронная промышленность – это довольно пестрый конгломерат предприятий. Часть из них, на первый взгляд, вообще не имеет отношения к электронике. К примеру, в дискретных машиностроительных производствах есть линии по изготовлению печатных плат или монтажу радиодеталей. Имеет место отраслевая разобщенность, существование замкнутых подотраслей: оптики, СВЧ-электроники, микроэлектроники, радиофотоники и т. д. А также разнообразие организационно-правовых форм. Многие производства входят в состав государственных холдингов. С ними соседствуют крупные частные структуры. На рынке также действуют сотни субъектов малого и среднего бизнеса. Вместе с ориентиром развития в сторону цифровой экономики радиоэлектронная отрасль существенно расширила границы, включив в зону своего влияния большое количество сегментов смежных отраслей. Для каждой группы, входящей в расширенный отраслевой контур, необходимы свои меры поддержки. Например, ПАО «Микрон» – частная компания, но плотно интегрированная во многие государственные проекты, поэтому регулярно получающая государственную поддержку. Но не все, что выгодно для ПАО «Микрон», полезно малому и среднему бизнесу.
Я к тому, что мы живем в смешанной экономике, и говорить, что единственный Департамент Минпромторга способен все правильно организовать, вряд ли возможно. Есть еще Министерство цифрового развития, которое регулирует цифровую экономику и разработку программного обеспечения (ПО). А современная радиоэлектроника неотделима от ПО…
RUБЕЖ: Кстати, почему неотделима? Многие эксперты этот тезис высказывают, но редко поясняют его.
А. Брыкин: Потому что радиоэлектронная аппаратура сегодня представляет собой программно-аппаратные комплексы и экосистемы программно-аппаратных решений. Устройство, у которого нет микропроцессорного ядра со встроенным ПО или микроконтроллера, который управляет механизмами, не соответствует времени и требованиям рынка. Оно не может быть интегрировано ни в одну экосистему. Это просто кусок железа. В терминах «Цифровой экономики» мы говорим об «умном автомобиле», «умном светофоре», «умном фонарном столбе» и т. д., а значит, в умном устройстве должны быть датчики и средства обработки информации. Так и получается неотделимость «железа» от того программного обеспечения, которое им управляет. Поэтому регулирование радиоэлектронной отрасли, по моему мнению, должно быть консолидировано в руках отдельного ведомства. В настоящее время так не происходит. Существуют несколько юрисдикций – не только Минпромторг и Минцифра.
RUБЕЖ: Какое отражение в стратегии нашли системы безопасности? Получат ли они импульс к развитию?
А. Брыкин: Отвечу так: компании на окружающем нас рынке уже давно не конкурируют отдельными видеокамерами. Борются программно-аппаратные платформы, экосистемы. Поэтому прописывать в отраслевой стратегии, что делать с камерами, а что с пожарными датчиками неправильно. Стратегия руководствуется более системными категориями. Как то – участие предприятий радиоэлектроники в нацпроектах или комплексных проектах типа «Безопасный город»/«Умный город».
Например, холдинг «Швабе» (входит в ГК «Ростех») три года назад перешел на предоставление оптических систем по сервисной модели. Сегодня «Швабе» стал одним из лидеров в проекте «Умный город», по всей стране установлено их оборудование. Компания договаривается с администрацией региона о предоставлении сервиса, а потом подбирает различные технические решения, в том числе видеокамеры.
Поэтому в стратегии акцент сделан на стимулирование готовности предприятий конкурировать на открытых рынках, в национальных и комплексных проектах. Таким образом, системы безопасности получат мощнейший импульс для развития.
RUБЕЖ: Переформулирую вопрос – на какие конкретные меры поддержки обратить внимание производителям систем безопасности?
А. Брыкин: Как я уже говорил, реализация стратегии зависит от государственной политики, которая выражается в нормативных актах. В течение 2019 и 2020 годов на уровне Государственной Думы и Союза машиностроителей России мы активно обсуждали варианты поддержки российских производителей в целях обеспечения конкурентных преимуществ продвижения отечественной продукции на внутреннем рынке.
Основным предложением от промышленников, наряду с «ценовой преференцией и правилом «третий лишний», стала инициатива обязательного квотирования объемов отечественной продукции при госзакупках. Возможность квотирования летом 2020 года закрепили в 44-ФЗ и 223-ФЗ. Но до сих пор не установлен размер квоты, не приняты подзаконные акты, обеспечивающие их реализацию и контроль выполнения.
Также были нормативно закреплены 15%- и 30%-ные ценовые преференции и применение правила «третий лишний» (правило «третий лишний» предусматривает, что зарубежная компания не может принимать участие в закупке при наличии двух российских поставщиков соответствующей продукции. – Прим. ред.) в постановлении правительства РФ от 10.07.2019 № 878, приказе Минфина от 04.06.2018 № 126н, постановлении правительства РФ от 16.09.2016 № 925.
Но промышленность этих преференций так и не ощутила. Стратегия приведет к новому витку обсуждения указанных нормативов. Поэтому производителям технических средств обеспечения безопасности я бы рекомендовал следить за развитием ситуации.
RUБЕЖ: Почему указанные нормативно-правовые акты в существующих редакциях не привели к ожидаемому эффекту?
А. Брыкин: В немалой степени сказывается отсутствие четкой грани между российским и нероссийским продуктом, а также отсутствие четкого определения, кто такой отечественный производитель.
Нормативно-правовые акты знают определение товара, произведенного на территории Российской Федерации, существует формула для расчета адвалорной доли и локализации. Но мы все понимаем, что в условиях «Цифровой экономики» интеллектуальные права на товар, физически произведенный в России, могут принадлежать нерезиденту РФ. Он, в свою очередь, может в любой момент отозвать лицензию, что моментально остановит все производство. Поэтому эксперты Координационного совета Союзмаша России и Экспертного совета профильного комитета Госдумы сейчас очень плотно работают над системой критериев, которые в различных сегментах радиоэлектронного рынка дадут четкий ответ, что такое российский продукт и кто такой российский производитель. Иначе у нас государственные меры поддержки и субсидии могут уйти в Китай и другие страны.
RUБЕЖ: Какие подходы к определению российского производителя обсуждают эксперты?
А. Брыкин: Первая часть критериев связана с юрисдикцией. Чтобы называться российским производителем компания должна быть не просто зарегистрирована в России и локализовать здесь крупноузловую сборку – ее владелец должен быть гражданином Российской Федерации либо ею должна владеть сама Российская Федерация.
Вторая часть критериев касается вопросов интеллектуальных прав. В руках собственника (гражданина России или самого государства) должна быть сосредоточена вся полнота прав на производство радиоэлектронного изделия и внесение в него изменений.
Вернемся к вопросу о неотделимости аппаратной составляющей решений от программного обеспечения. Допустим, компания разработала маршрутизатор. Его нужно правильным образом запрограммировать. Когда компания сама полностью разрабатывает софт – возможности внесения изменений не ограничены. Но сам разработчик сейчас редко пишет программы полностью. Чаще компилирует, покупая отдельные куски кода у других компаний. И здесь существует много тонкостей – получит ли компания по договору покупки исходный код или только двоичный? А если нет исходного кода – какие изменения может вносить компания в свои решения, насколько критична зависимость от других разработчиков?
Чтобы оценить реальную степень зависимости того или иного продукта или производителя от иного государства, нужна огромная аналитическая работа, включающая разработку методик и критериев оценки. Как один из возможных вариантов обсуждается использование балльной системы. Предприятия будут проходить оценку по большому количеству критериев и в зависимости от степени соответствия тому или иному критерию получать баллы. В итоге сумма баллов определит российское ли перед нами оборудование, отечественный ли это производитель. Конкретный балл компании также позволит дифференцировать преференции и объемы поддержки.
RUБЕЖ: В какой срок можно ожидать завершения этой работы? Когда новые критерии оценки начнут действовать?
При наличии политической воли это можно сделать в течение нескольких месяцев, проведя решение через исполнительные органы власти и Госдуму. В отсутствие четких определений этих терминов мы так и будем строить здание без фундамента.
RUБЕЖ: Где границы импортозамещения? Вероятно, запустить производство некоторых компонентов в России даже в десятилетней перспективе не получится. Неспроста те же матрицы видеокамер делают две-три компании в мире.
А. Брыкин: Замещение не должно быть самоцелью, важна экономическая целесообразность. В некоторых случаях технологические мощности отсутствуют и замещать их не имеет смысла. Вы правильно заметили, два-три производителя обеспечивают матрицами весь мир. Четвертый и пятый вряд ли смогут конкурировать с ними. Они на рынке не нужны.
RUБЕЖ: Как тогда быть в случае запрета на поставки матриц в Россию? Аналогичными запретами, только в области вычислительной техники, США сейчас борются с китайскими компаниями.
А. Брыкин: Повторюсь, нужен рациональный подход. Ясно, что всю компонентную базу для радиоэлектроники только своими силами обеспечить не может ни одна страна в мире. Китай сейчас пытается это сделать. Но, думаю, вряд ли это под силу даже такой крупной экономике. Полной независимости от импорта необходимо добиться в узких сегментах, обеспечивающих обороноспособность и безопасность страны. Помимо ОПК, скорее всего, везде сохранится в той или иной степени международная кооперация. Возвращаясь к примеру с камерами, российские предприятия уже выпускают решения с топологически более крупными матрицами, чем Sony или CMOS, которые могут обеспечивать наблюдение за объектами, в том числе критической инфраструктуры. Пока этого достаточно.
Хуже всего было бы вложить миллиарды рублей в завод по производству матриц или, например, жестких дисков, чтобы он никогда себя не окупил.
RUБЕЖ: Стратегия наметила радикальные преобразования в области электроники. Но можно ли с учетом высокой интенсивности инноваций использовать горизонт планирования в 10 лет? Не случится ли так, что сегодня государство наметило вектор развития какой-либо технологии, завтра она оказалась устаревшей, а НИОКРы, программы и дизайн-центры для нее уже запущены…
А. Брыкин: Наполеону приписывают такой афоризм: «План на бой заканчивается с выстрелом первой пушки, но без плана выиграть сражение невозможно».
Семь лет назад после визита в КНР мне в составе делегации наших ученых были представлены программы по развитию материаловедения в Китае до 2050 года. Их авторы, совершенно не стесняясь в прогнозах, прорисовывали перспективы развития того, что еще не изобретено. И это правильно! Долгосрочное планирование – неотъемлемая часть технологического форсайта. Естественно, жизнь будет вносить свои коррективы в намеченные планы. В 2012-2015 годах глобальный рынок еще жил в условно либеральной экономике, международная кооперация процветала. Сегодня же мы трезво понимаем, что «самая либеральная страна на свете» может одним днем запретить использование чипов Huawei. На наших глазах происходят многие вещи, которые нельзя было предугадать заранее. Тем не менее стратегия до 2030 года необходима. Ее появление – поворотный момент в развитии российской электронной промышленности.