Владимир Малахов

Вице-президент Национальной палаты инженеров по инженерному консалтингу в строительстве, к.э.н., доктор делового администрирования (Doctor of Business Administration, DBA), член Экспертного Совета по инжинирингу при Минпромторге России

Владимир Малахов: «Рынок ЕРС-контрактов: трудности переходного периода»

Какие меры поддержки нужны российскому инжинирингу, с какими сложностями сталкиваются российские ЕРС-поставщики на объектах промышленности и ТЭК, журналу RUБЕЖ рассказал Владимир Малахов, вице-президент Национальной палаты инженеров по инженерному консалтингу в строительстве, к.э.н., доктор делового администрирования (Doctor of Business Administration, DBA), член Экспертного Совета по инжинирингу при Минпромторге России.

Текст подготовила Елена Бродская

- Как изменился рынок EPC-контрактов после февраля 2022 года? Каковы последствия ухода иностранных компаний?

В. Малахов: Было бы совершенно опрометчиво утверждать, что только иностранные ЕРС-компании реализуют в России ЕРС-контракты. У нас много и российских специализированных инжиниринговых компаний, способных предоставлять комплексные услуги по проектированию, комплектации, монтажу, пусконаладке и последующему сервисному сопровождению систем безопасности. Это во-первых. Во-вторых, именно иностранные компании предпочитают не реализовывать в России специализированные ЕРС-контракты, а трансформировать их в некие EPSS-форматы (engineering, procurement, supervising, services), отказываясь от ответственности за локальный строймонтаж. И, в-третьих, чаще всего иностранные ЕРС-подрядчики использовали местный специализированный субподряд. Так что их уход скорее влияет на разрыв цепочек поставок их собственного импортного оборудования, нежели на способность реализовать такие проекты. Я в этом вижу не трагедию, а возможность для дальнейшего развития инжиниринговых компетенций в России.

- Что сейчас происходит на российском рынке EPC-контрактов?

В. Малахов: Свято место пусто не бывает, и если кто-то ушел из России по политическим мотивам, то его место безвозвратно займут другие. Гораздо обиднее, если это место займут конкуренты из стран БРИКС и его окружения, а не российские инжиниринговые компании. Сейчас как раз тот самый момент, когда правительству России надо срочно обратить внимание на создание институциональных мер поддержки российского инжиниринга в целом, а не просто закрывать товарные разрывы в существующих программах. Конечно, ЕРС-контракты в России применяются даже на уровне государственного заказа, в Росатоме, в РЖД, в Ростехе, просто иногда эксперты ищут эту аббревиатуру в названии договора, не находят ее и говорят, что ЕРС-контрактов нет. А ведь суть ЕРС-контракта можно увидеть только в предмете договора, в наборе работ и услуг, в распределении ответственности и рисков, но никак не в заголовке. Например, ЕРС-контракты Росатома иногда называются «Договоры комплексной поставки ОИАЭ (объектов использования атомной энергии) с проектированием, строительством и постпусковым сопровождением». Поставка оборудования, ЗИПов, пусковых и испытательных комплектов расходников чаще всего подразумевается автоматически. Так что ЕРС-контракты были, есть и никуда не исчезли, вопрос только в том, кто будет их критическим исполнителем.

- Как проходит процесс замены иностранных EPC-контракторов на отечественные?

В. Малахов: Смена действительно происходит, но, как показывает практика, чаще всего в документах, в локализации юридических лиц, в их названиях и юридических адресах. Строительный рынок достаточно узок и при этом динамичен, компании могут как быстро создаваться, так и умирать. Бренды торжественно переходят от одних юридических групп к другим, ведь главное – кто за ними стоит, а не кто их заменит. По сути, есть много новых ЕРС-контракторов (например, тот же «Газстройпром»), которые просто забрали персонал предыдущих игроков и продолжают работу по строительству без существенных проблем. Так сделали и многие другие так называемые «иностранные ЕРС-контракторы» – просто нашли соответствующее российское контрактное «зеркало» и всем коллективом перешли туда. В таких случаях даже заказчики нисколько не препятствуют таким метаморфозам, даже наоборот – всячески помогают пройти эти этапы быстрее. С другой стороны, сами номинально ушедшие иностранные партнеры всеми правдами и неправдами стараются остаться в проектах, создавая свои дочерние компании в дружественных юрисдикциях и подтягивая их в проекты с другими знаменами. Мы-то знаем, кто реально стоит за тем или иным новым иностранным игроком, потому и не комплексуем. Проблемой действительно остается только набор законтрактованного когда-то оборудования, из-за которого идут срывы сроков и необходимость проектных изменений. Но и эта проблема за последние полтора года начала сходить на нет. Как через параллельный импорт, так и через замену поставщиков в целом. Единственное, чего пока не произошло – это массового входа российских производителей в эту открывшуюся товарную брешь.

- С какими сложностями сталкиваются российские ЕРС-поставщики при заходе на объекты промышленности и ТЭК? Изменилась ли вендор-политика?

В. Малахов: Чтобы системно ответить на этот вопрос, надо сначала определиться, о каких ЕРС-поставщиках идет речь? Мы чаще всего под ЕРС-контрактором понимаем комплексного инжинирингового генподрядчика, ответственного за проектирование, поставку, строительство, монтаж и пусконаладку объекта капитального строительства целиком, а не отдельной инженерной системы или титула, не говоря уже о пакете или наборе работ. Если такой ЕРС-контрактор делает это еще и за свой счет, то мы говорим о контрактах «под ключ» или ЕРС-LSTC (Lump Sum Turn Key), что в России практически никогда не применяется в силу финансовой неустойчивости наших генподрядчиков. Как видно из определения, основными потребителями ЕРС-контрактов чаще всего являются непрофессиональные заказчики или застройщики, которые в силу одноразовости не хотят заниматься тем, что им больше не потребуется никогда. Большая часть заказчиков в ТЭК – это профессионалы экстра-класса и потому они в реальности никогда не нуждаются в ЕРС-контракторах. Именно это главная ошибка российского рынка – проблема неправильного восприятия целевого клиента для ЕРС-услуг. И эта ошибка порождает большой набор споров и конфликтов при реализации инвестиционно-строительных проектов.

Поэтому для заказчиков ТЭК мы, скорее, можем говорить о так называемых, ЕРС-субконтрактах или мини-ЕРС-подрядчиках, которые работают на субподрядных условиях с комплексным объектовым ЕРСМ-генподрядчиком, но в рамках того или иного объема работ. Такой объем может быть сформирован по разным принципам, например по титулам, ведь гораздо проще строить котельную или энергоблок профессиональному энергетическому ЕРС-субподрядчику, чем заниматься отдельно проектированием, поставками и строительством с разными исполнителями. Много примеров, когда ЕРС-субподрядчик появляется по видам производств, по видам специальной внутренней отделки и поставки уникальных комплексов оборудования.

Для поставщиков систем безопасности лучший подход – это ЕРС-диверсификация по функциональному признаку. Функциональная структура проекта предполагает разбиение его на такие функциональные группы, которые позволяют оценить стоимостную и технологическую эффективность инженерной функции с применением АВС-костинга (Activity Based Costing) или ФСА – функционально-стоимостного анализа.

Иными словами, как уже не раз говорилось в различных российских институтах (ТПП, РСПП и др.), российским поставщикам функционального оборудования, в том числе систем безопасности, надо срочно переходить на инжиниринговые методы производства, когда продукция не просто продается, а предлагает полноценный ЕРС-субконтракт на функциональный инженерный пакет, с поставкой собственного и приобретенного оборудования, его монтажом, привязкой к базовому проекту и пусконаладкой с последующим обслуживанием. Именно такой инжиниринговой трансформацией многие российские поставщики и не хотят заниматься.

- Как строится работа с поставщиками для EPC-контрактов в ТЭК?

В. Малахов: В классическом подходе комплексный ЕРС-генподрядчик сам принимает проектные решения по тем или иным аспектам строящегося объекта. Как я уже отметил – это ошибочный подход для заказчиков ТЭК, поскольку большую часть проектных решений, начиная от выбора технологии, основного оборудования, сервисных и инфраструктурных решений, заказчик определяет самостоятельно (или с помощью специализированного консультанта) в силу того, что он строит для себя и является так называемым конечным оператором (end-user) проекта. В этой ситуации заказчик ТЭК скорее будет использовать инсорсингового или аутсорсингового ЕРСМ-подрядчика и набор титульных, функциональных или пакетных ЕРС-контракторов по специализированным комплексам работ. И здесь грамотный ЕРСМ-контрактор заказчика должен создать такую контрактную модель, в которой система безопасности вписывается в единый ЕРС-контракт. Это было бы правильно, но в России так мало у кого получается, хотя есть и положительные примеры. Например, в свое время в ПАО «Русгидро» было принято решение провести все работы по созданию КСБ на всех ГЭС через единого ЕРС-контрактора, вплоть до того, что даже проектирование велось вне гидроэнергетических институтов. Может, это и спорное решение, но оно было обосновано именно требованиями безопасности.

Если вернуться к практическим шагам, то российскому поставщику комплексных систем безопасности (КСБ) надо создавать системы управления инжиниринговыми проектами, выстраивать так называемую дуальную модель бизнеса (продажи плюс инжиниринг), которые, как два сообщающихся сосуда, будут адекватно реагировать на рыночные запросы и формировать перетекающую из одной области в другую маржинальность, не теряя ее на производственном реинжиниринге.

- Как проходит процесс импортозамещения, перехода на российское оборудование? Какие трудности испытывают участники рынка?

В. Малахов: Безусловно, процесс импортозамещения идет, идет неплохими темпами, но не так быстро, как хотелось бы в силу низкой базы и инертности производителей. Основным аргументом вендоров «против», и вполне обоснованным, является боязнь «попасть» на затраты на технологический реинжиниринг в отсутствие стабильной программы производства. Производители так и говорят: «Мы сейчас вложимся в новое оборудование, в переналадку, в перенастройку, в переоснащение и повышение производительности, а заказов на эти инвестиции не будет. Зачем нам такие риски? Кто нам гарантирует производственные программы хотя бы на 3-5 лет? Мы сейчас с потерями закроем текущие товарные разрывы, новые проекты не появятся, а значит, все уйдем в убытки. А если начнем переносить все издержки на небольшой объем импортозамещения, то цены станут неподъемными и никто больше ничего заказывать не будет в принципе».

В решении этой коллизии должны поучаствовать как государственные структуры, Минпромторг, Минэнерго и др., так и госкорпорации со своими программами закупок и портфелями проектов. Общая база потребности позволит оцифровать инвестиционные обоснования для производителей в расширение производств. Простыми уговорами тут никого не убедить.